Вестники времен [= Знамя над Тауэром] - Андрей Мартьянов

Никого не гнали насильно в Крестовые походы — люди сами шли в Палестину, воочию увидеть места, описанные в Библии, и освободить Гроб Господень. Хотя, разумеется, никто не заставлял крестоносцев полностью уничтожать арабско-еврейское население Иерусалима в 1099 году. Но, с другой стороны, нельзя забывать о том, что менталитет человека XII века разительно отличается от современной психологии, и то, что нам кажется диким или варварским, для любого рыцаря, крестьянина, паломника или священника было делом самым обыденным, привычным. К сожалению, авторы советской литературы (да и некоторых современных произведений) грешат тем, что не учитывают мощнейшего мифологического, религиозного и социального менталитетов людей тех лет. Таковые авторы словно переодевают современных людей в средневековые одежды, заставляют героев говорить либо языком баллад, либо кидаться современными словечками из лексикона нашей молодежи. Даже небезызвестный сэр Вальтер Скотт изобразил помянутого Ричарда Львиное Сердце не королем, родившимся в XII веке, а викторианским джентльменом века прошлого…

Пожалуй, на сегодняшний день единственным отечественным писателем, учитывающим психологию людей прошлого, является Мария Васильевна Семенова — автор прекрасных исторических романов о славянах и скандинавах. Однако М. Семенова специализируется на VIII–X веках и ее труды посвящены северу Европы и России. Ни одного российского романа о раннем Средневековье, где герои бы действовали и разговаривали именно как люди того времени, мне, автору «Вестников» пока не попадалось. Следовательно, в один прекрасный день я решил вспомнить слова профессора Дж. Р. Р. Толкина, сказавшего однажды: «Если нет книги, которая бы удовлетворяла моим вкусам и желаниям, я напишу ее сам!»

Вот так и появились «Вестники Времен».

Безусловно, я не претендую на абсолютную истину. Мало того, я преднамеренно исказил реальные события, пойдя по пути создания «альтернативной истории». Однако большинство помянутых в романе исторических личностей действительно существовали, описываемые происшествия имели место и даже, что характерно, результаты реальной истории и похождений героев романа почти идентичны… Почти. До определенного момента.

Альтернативная история — неблагодарный жанр. Каждый человек, а особенно принц крови или архиепископ связаны тысячами нитей со своими родственниками, вассалами, подчиненными. Если хотя бы одна из этих нитей порвется, может многое произойти. Или не произойти…

Автор порвал достаточное количество указанных нитей и сам плохо представляет, что будет происходить дальше в «моей» Европе. Известно, что сэр Мишель де Фармер, его оруженосец и их приятели отправились-таки в Третий Крестовый поход, но вот достигли они Палестины или нет?.. Кажется, сейчас герои находятся неподалеку от Константинополя. А с их неотразимой манерой ввязываться во всякие дурацкие истории мирная жизнь Византийской столицы может быть в ближайшее время грубо нарушена…

Счастливо, дорогие наши читатели! Скоро увидимся. Искренне на это надеюсь…

Андрей Мартьянов и Марина Кижина

Творцы апокрифов [= Дороги старушки Европы]

Посвящается одержимцам от истории

В тексте использованы стихи:

Н. Гумилева, Скади, Л. Бочаровой, Е. Сусорова, В. Набокова, А. Семенова, Омара Хайяма

«Апокриф — дополнение к официальному мифологическому циклу, сочиненное, как правило, позже; признаваемое, однако не почитаемое последователями указанной религиозной формации наравне с первоначальными источниками…»

«И видя ученики его сказали:

Господи! Хочешь ли, чтобы мы попросили

и огонь сошел с неба и истребил их, как Илия сделал?

Но он, обратившись к ним, запретил им и сказал:

Не знаете, какого вы духа:

ибо сын человеческий пришел

не губить души человеческие, а спасать».

Парод[62]

Кто ходит в гости по утрам?

Прошел патруль, стуча мечами,Дурной монах прокрался к милой,Над островерхими домамиНеведомое опочило.Но мы спокойны, мы поспоримСо стражами Господня гнева,И пахнет звездами и моремТвой плащ широкий, Женевьева.Ты помнишь ли, как перед намиВстал храм, чернеющий во мраке,Над сумрачными алтарямиГорели огненные знаки.Торжественный, гранитнокрылый,Он охранял наш город сонный,В нем пели молоты и пилы,В ночи работали масоны.Слова их скупы и случайны,Но взоры ясны и упрямы,Им древние открыты тайныКак строить каменные храмы.Поцеловав порог узорный,Свершив коленопреклоненье,Мы попросили так спокойноТебе и мне благословенья.Великий Мастер с нивелиромСтоял средь грохота и гула,И прошептал: «Идите с миром,Мы побеждаем Вельзевула».Пока они живут на свете,Творя закон святого сева,Мы смело можем быть, как дети,Любить друг друга, Женевьева.

— Иду, иду уже! Хватит барабанить. Дверь выломаешь! Господи, да кого принесло в такую рань?

Отец Колумбан, шаркая босыми ногами по утоптанному до гранитной твердости земляному полу своей отшельнической пещерки и слегка прихрамывая подошел к двери, ведущей наружу. По его расчетам время давно перевалило за полночь и подступал час хвалитн. Обычно, перед рассветом святого пустынника прихожане из окрестных сел не беспокоили, но… Всякое случается в этом несовершенном мире — люди болеют и умирают, а пожилой священник никогда не пренебрегал обязанностями, возложенными на него Господом Богом, Святой Матерью Церковью и самим собой. Облегчать страдания души и тела паствы не есть ли первейший долг пастыря?

В толстые доски притвора молотили кулаками уверенно, настойчиво и нагло. Это явно не могли быть трое молодых людей, в последнее время проводивших у отца Колумбана целые дни — шевалье де Фармер вечером увел обоих своих «оруженосцев» ночевать в замок; завтра они собирались съездить в Аржантан, за необходимым к грядущему путешествию снаряжением. И уж точно не спокойные, дородные, немногословные и чтущие покой отшельника крестьянки, приносящие святому отцу по утрам молоко или творог.

Старик, морщась от боли в серьезно поврежденной несколько дней назад ноге (след от жесткой веревки заживал с трудом), отнял от двери подпиравший ее кол и безбоязненно распахнул тяжелую створку — опасаться было нечего, ибо даже самые закосневшие в грехах разбойники никогда не тронут священника: такой грех и Дева Мария не убелит. Разбойники, между прочим, отнюдь не стремятся к погибели души, и как прихожане куда более радеют о Спасении, нежели многие благонравные дворяне, грешащие направо и налево.

— Ага, старый безумный гибернийский[63] волчара! — беременное рассветом небо загородила тень человека. — Ты что наделал, святокупец?

— Э-э-э… Что? — слегка опешил отец Колумбан от такого напора, но мигом ощетинившись, рыкнул в ответ: — Не тебе отчета с меня спрашивать! Сгинь!

— И не подумаю, — ночной гость бесцеремонно оттеснил отшельника вглубь землянки, переступил порог и, сторонясь самодельного алтарчика с немногими горящими свечами у восточной стены, уверенно прошествовал к столу. Он явно бывал в жилище монаха не раз, это было заметно по уверенным движениям. — У тебя пиво найдется?

— Тебе здесь что, трактир? — огрызнулся бородатый старикан, но все-таки взял кувшин и плеснул в пустую глиняную чашку пахнущего ячменем напитка, — говори, раз пришел. А потом — выметайся. И чтоб духу…

— Хам и потомок Хама, — буркнул гость, поглощая пиво, — Думаешь мне легко? Только вчера, как проклятый жарился весь день на византийском солнышке… Монферрату, понимаешь, приспичило явиться в Констанц с новой сногсшибательной идеей, и проворачивать свою бездарную интригу он решился с помощью не кого-нибудь, а самого кесаря Андроника… Впрочем, тебе это малоинтересно. Ты ведь в дела большого мира не лезешь, гадишь по мелочи.

— Где уж нам, сирым, — ядовито усмехнулся отец Колумбан, скучным взглядом рассматривая неожиданного посетителя. Последний был дороден, не особо высок ростом, имел рыжеватую «сарацинскую» бородку, упитанные щеки, и узкие, почти восточные, хитрые глазки. Купчишка какой-нибудь. Не из богатых. — Это только ты со своим хозяином гадишь по крупному. Да так, что потом на весь христианский мир смердит.